С разлюбезного разрешения наследников Карлоса Шермана предлагаем вам статью об одной его книжки.
На 1-ый взор тема заключает внутри себя теорему. Опыт веков обосновывает, что связь между художественным переводом и государственным сознанием неопровержима.
Но если человечество из-за сложных историко-политических обстоятельств переживает черную до боли в очах эру упада государственного сознания, обидного унижения культуры, когда человек доведен до такового состояния, что сам отрешается от родного языка, своей культуры, когда принимаются защитные законы в отношении иного языка и культуры, то впереди путь до зари, потому полезно углубить осознание того, что в общем кажется неоспоримым.
Как понятно из Библии, Бог выгнал порочных предков населения земли из рая. С того времени, по-видимому, существует идея: все познается в сопоставлении. Человеку характерно узнавать себя и мир, в каком живет, именно таким образом. Это психический стержень, вокруг которого строятся дела в почти всех сферах.
Переведенные с другого языка произведение – сначала носители другой жизни, другого метода мышления, других характеристик осознания мира. Чем выше художественная ценность перевода, тем большая возможность непроизвольного сопоставления, которое конкретно оказывает влияние на национальное сознание.
Тут следует сказать, что в этом случае национальное сознание выступает как многоликая категория, которая обхватывает все стороны жизни, самые разные дела человека с природными явлениями и вещами, также человека с человеком, с миром людским. Подчеркиваю это поэтому потому, что в ближайшее время, в связи с обострением политической жизни, осознание государственного сознания существенно сузилась и касается в главном проблематики политического суверенитета, сферы употребления языка, степени распространения государственной культуры, также вопросов родной истории – и конечно ее фальсификации. На самом же деле национальное сознание и государственный нрав осмысливается синхронно, дела к природе в общем и к разным ее проявлениям, удел земных а именно, к семье и так именуемой сексапильной свободе, к религии и свободомыслию, к марали и антимарали XX века, к искусству и к его суррогатам также определяют национальное сознание.
Естественно, спустя длительное время стагнации ну и раньше много чего переводилось по собственному виду и подобию, по идейной созвучию – чтоб обосновать, что печатается “прогрессивный деятель” либо “поэт-коммунист”. Тогда выдавали произведения подходящей политической расцветки. Если же зарубежный писатель хоть одним словом критиковал режим, то сходу заходил в перечень запретных. Но и в те времена настоящие мастера слова находили выход, кое-что переводили с прелестной литературы других народов. Благодаря усилиям сопоставление жило, и заинтересовывало читателя.
Процесс взаимодействия художественного перевода с государственным сознанием сложный, на его пути появляются нескончаемые препятствия, извечные и все новые трудности.
К примеру, понятно, что у пары языков – оригинала и перевода – один из их всегда оказывается доминантой. В большинстве случаев доминантой будет язык той страны, где осуществляется перевод, хотя не последнюю роль играет личность переводчика, да еще то, какой из 2-ух языков приходится ему первым, родным. Доминанта потянет на себя весы, но художественный перевод – все таки, это неустойчивое равновесие, однобокий уклон, который может убить философскую функцию сопоставления, тогда и не свершится тот чувственный сдвиг, который работает на развитие государственного сознания читателя, на знание им, ну и не в наименьшей степени переводчиком себя самого.
Так, мы переделываем оригинал на другой языковой почве, и переведенное произведение должно звучать как уникальное, но при всем этом не терять разность.
2-ая преграда видится в несовпадении психических “портретов” слов. Солнце в Исландии – это величайшая удовлетворенность, солнца в песочных пустынях Африки – периодически ад, горе засухи. Слово и его осознание связаны невидимыми нитями; связь их находится в зависимости от огромного количества причин, и переводчик должен их держать в поле зрения.
Просят основательных опытов и воздействия произведения, которое переводятся. В процессе перевода происходят высококачественные конфигурации, связанные с освоением и духовным преломлением неведомой системы образов, реалий, другого государственного сознания. И тут мы подходим к осознанию искусства перевода как пути, что ведет нас к глубочайшему осмыслению общечеловеческих ценностей. Непременно разность открывает нам единство. Может, это прозвучит феноменально, но даже экзоты объединяют культуры мира, ведь главное – осознать их, понять, что для других они не экзоты, а естественные явления.
При всех вероятных опытах я не рекомендовал бы забывать о том, что художественный перевод, рассмотренный как уникальная, авторская система приобретений и утрат, как система сложных философско-филологических компенсаций в творческом процессе передачи оригинала на другой языковой стих, есть первичный текст, потому что оригинальное произведение не перестает быть первичным творческим актом потому, что преобразовывался в перевод мыслей и эмоций создателя. Так, вначале было Слово, но Слово как перевод великого Плана Бога. Наше слово есть перевод собственных мыслей и эмоций.
Художественный перевод – это итог творчества, где владение языками, энциклопедическая эрудиция, философско-филологический талант, индейский слух на существующие течения, мощное государственное сознание и извечное рвение к высочайшим общечеловеческим ценностям имеют схожую силу и появляются в моменты наивысшей гармонии сфере ума с узким спектром чувственной сфере – как раз эти моменты принято именовать вдохновением. Выбросьте хотя бы один из обозначенных частей – и вы получите не художественный перевод. Искусственно конструировать стих и позже находить в нем искусство поэзии нереально. Потому когда речь идет про перевод поэзии, необходимо твердо обдумывать: только поэт может переложить поэзию. Поэт же – общепризнанный выразитель духовности народа, его государственного сознания.
Нашу страну задумали – либо декларировали, что задумали, – как страну дружбы народов. Но это были только слова, так как обычные связи основываются не на лозунгах про дружбу народов, а на познаниях, которые позже передаются через школу, через художественный перевод, через жизнь.
