Что произнесла и чего не произнесла Зэди Смит
Наша жизнь в наилучшем случае протекает так, что мы можем предугадать часть событий ближайших дней, тогда как жизнь в целом — загадка. Потому каким увлекательным не был внутренний мир, история жизни либо нескольких жизней должна быть более увлекательной. Правда, обрисовать такие обрывки реальности не так просто, в особенности молодому автору.
В романе, о котором речь и пойдет, много внезапных, феноменальных поворотов.
Малыши нескольких семей далеко откатываются от способа жизни собственных родителей — отрекаются от родительских вероисповеданий, проф интересов, предпочитают в общем быть подальше от родительского воздействия. Женщина теряет энтузиазм к парню, если лицезреет, что он подвергается воздействию её мамы. Мужчина, который грозил уничтожить другого, сначала получает ранение от собственной возможной жертвы, а потом, через несколько десятилетий, к тому же кидается её выручать, что приводит к повторному ранению. Англичане испытывают ряд террористических атак от выходцев из государств, которые не так давно были английскими колониями. И т.д. и т.п. И не всё сходу. Рассказ Зэди Смит точный, как хроника, потому без биографической информации о основных персонажах не обойтись.
Мусульманин Самад породил Маджида и Миллата, 1-ый из которых стал сотрудничать с выдающимся ученым в области генных исследовательских работ Маркусом Чалфеном, а 2-ой после карьеры плейбоя в подростковом возрасте стал активистом молодежной организации, использующей террористические способы борьбы. У Маркуса Чалфена вырастает отпрыск, что имеет сладкоречивое имя Джошуа и, хоть он ни не свидетель Иеговы, но выступает против отцовских исследовательских работ. Корни этих персонажей — Бангладеш, Ямайка, Польша, а живут они в Лондоне. Сыновья Самада и старший отпрыск Чалфена отрешаются жить дома. Они бывшие одноклассники, и хоть им только по 17, меж собой они не контактируют. По моим читательским ожиданиями, всех их мы должны были узреть их действия в конце романа, но за мгновение до того, как это могло произойти, создатель, как будто джазовый музыкант (она же и по сути была не так давно джазовой вокалисткой), направляет с ожидаемого пути и возвращает нас практически к началу произведения.
1945-й год, война закончилась, а Самад, удрученный тем, что так и не успел себе в ней проявить, уверил (так казалось) собственного друга — англичанина Арчи — уничтожить доктора, фамилию которого мы за несколько 10-ов страничек спустя успеем забыт. И только в конце романа мы вспомним, кто таковой доктор Перре — когда пойдет речь о событиях 1992-го года, за мгновение до того, как отпрыск Самада Миллат направит пистолет в старого ученого. Самад с возмущением усвоит, что его дружба с Арчи, которая продолжалась практически пол века, держалась на его иллюзии, а Арчи мигом кинется выручать жизнь тому, через кого были получено ранения и заплатит за это такую же стоимость.
Межэтнические, межконфессиональные, этические, научные трудности, неувязка отцов и детей — всё это перемалывается в «Белых зубах» с практически научным бесстрастием. В этой книжке, пожалуй, не найдется персонажа, с которым бы вы себе идентифицировали и за которого бы болели (если вы, естественно, не свидетель Иеговы либо исламский фундаменталист), нет в ней и каких-либо отрицательных персонажей, над которыми можно было похохотать. Такую систему персонажей нелегко срежиссировать, зато она очень убедительна, так как освещает трудности, в которые население земли вляпалось, без предубеждений. Можно сказать, воспользовавшись научным термином: изучит. Выводы собственного исследования Зэди Смит не определяет, потому их читатель должен сделать сам.
Сначала, имеет дело конфликт меж наукой (генетикой) и религией. Религиозные конфессии, а именно те, что представлены в романе, — против генных исследовательских работ, они трактуют подобные опыты как вмешательство в дела Аллаха либо Иеговы, как дерзкую претензию на роль Творца. И даже если не брать в расчет религиозных суждений, то нам не избежать вопроса: к каким последствиям могут привести результаты тех генных исследовательских работ? Даже если верить генетикам, что их заслуги могут значительно воздействовать на решение заморочек, с которыми не может совладать медицина, а именно что касается неизлечимых недугов, то всё таки где гарантия, что добрые намерения не обернутся новыми несчастьями? Где гарантия, что генетики не пойдут на сотрудничество с какими-то криминальными политическими режимами в случае, если такое сотрудничество им будет предложено?.. Контрапунктом к успехам генетиков звучит в романе история братьев-близнецов, которые были похожи меж собой разве снаружи, их внутренние миры не имели общих точек соприкосновения. Неприязнь меж ними была таковой, что после принужденной восьмилетней разлуки они даже избегали встречи, а если, по требованию других, таки повстречались, то только чтоб узнать, что «их гены, эти предсказатели грядущего, привели к различным последствиям».
Отдельного внимания заслуживает религиозность персонажей. Оказывается на виду то, что религиозное сознание мусульман и свидетелей Иеговы несет внутри себя злость. Для первых является грехом есть свинину, но стрелять в человека — обычное явление. Свидетели Иеговы хотя и не производят никакого физического насилия на страничках романа, но их риторика, их обычаи не лишены злости. Гортенз (активистка этого общества), которой и так оставалось уже недолго, чтоб отправиться в наилучшие из миров, пылает желанием судить неправильных. Она со спортивным азартом ожидает тот день, когда, по подсчетам ученых из этой секты, должен наступить конец света (1 января 1975 г., позже, по ещё более точным подсчетам, 1 января 2000 г.) — только он начнется, она побежит делать знаки на дверях неправильных, чтоб Иегове было легче сориентироваться, кто праведник, а кто грешник. Никакая на поэтические средства Зэди Смит, характеризуя сознание свидетелей Иеговы, прибегая к сопоставлению его с сознанием наркомана: «Некоторые люди принимают наркотики, чтоб хоть на малёханькое время ощутить нечто похожее на то, что 84-летняя Гортенз Бовден переживала каждый день».
Безусловно, достоинством «Белых зубов» является сначала то, как глубоко они въедаются в социальную плоть. Но не только лишь это. В романе сквозной нитью проходит конфликт меж наружным и внутренним человеком, меж личностью (маской) и ею (душой), меж долгом и эмоциями. Самад, для которого не характерно было посвящать внимание своим детям — практически всё своё свободное время проводил в компании Арчи, — 1-й с утра просыпается раньше, чем всегда, и докладывает супруге, что малышей в школу отвезет сам. Предпосылкой этого будет то, что он условился повстречаться с собственной пассией — учительницей музыки — конкретно там, в школе. Создатель романа не обрисовывает эмоций учительницы к Самаду так, как обрисовывает возбуждение Самада, но очевидно, что учительница отвечает ему взаимностью. Они знакомятся и находят общий язык вокруг темы школьного Праздничка урожая, но через пару минут из их разговора ясно, что не школьные обычаи и не Самадовы малыши, которых она вознаграждает таковой необычной чертой, как «они очень обходительные, но очень, ну, я не знаю, покорные», её заинтересовывают, а сам собеседник. Фигура Самад, в особенности в том, что касается любви, религии, патриотизма, является очень яркой и разноплановой. Когда возникают соблазны, он соглашается отрешиться с условием, что Аллах не будет к нему ожесточенным и позволит ему испить запретного вина. Самад, не будучи религиозным фанатиком (как Гортенз) и находясь в ограничениях по употреблению вина, не гнушается морфием. Конкретно под воздействием морфия он толкал Арчи на убийство доктора. Самада нереально было уверить, что его прадед, Мангала Панде, хотя и вошел в историю как тот, кто начал более общее восстание индусов против английских колонизаторов (1857 г.), находился в момент совершения того исторического поступка в нетрезвом состоянии, ну и в общем был религиозным фанатиком (о чем писали историки). Для Самада он был героем — и все, легенды о прадеде-повстанце побуждают потомка и подталкивают к конструктивным действиям, не всегда продуманным.
Конфликт меж наружным и внутренним действием и эмоциями, переживает и Джошуа Чалфен: как сам объясняет, он присоединился к группировке, чтоб биться против насилия над животными (под последнюю категорию — тех, кто занимается насилием над животными, — как знаем, поподала и деятельность его отца). Но по тому, как он ведет себя в этой организации, как не всегда пристально слушает, можем прийти к выводу, что у него было в той компании другое заинтересованность — Джоли, супруга 1-го из активистов; и кто знает, что больше побуждало Джошуа — злосчастные животные либо умопомрачительная девушка, которая совершенно рядом?
Осталось сказать несколько слов о названии романа, про основную идею произведения. Что касается названия, то я мог бы попробовать разъяснить, почему роман назван конкретно так, но те разъяснения, имею подозрение, находились бы меж собой в конфликте. Нечто схожее, наверняка, вышло бы и с ответом относительно идеи. Если про основную идея произведения спросили саму Зэди Смит, она произнесла, с чего начинала писать роман. Она ответила так, как будто не поняла вопрос. Но таковой ответ как раз и отвечает сущности романа — гласить фактами и не делает схематических обобщений, не навязывает собственных «взглядов». Жизнь ведь не такая обычная, чтоб её можно было вложить в несколько отлично построенных тезисов. Даже если те кажутся совершенными, как будто белоснежные зубы — в природе, поэтому, говорят спецы, таких не существует.